Возвращение в Тооредаан - Страница 15

Увы, но даже добродушное расположение к нему высокого начальства, не смогло избавить оу Наугхо от прохождения через канцелярский ад, при выправке всех необходимых документов. Местные чиновники, впрочем, тоже были настроены к нему весьма доброжелательно, но — правила есть правила, да и ход дел в провинции, весьма располагает к неспешности и легкой рассеянности. Так что, вырваться из этого царства бумаг и печатей, оу Наугхо смог только спустя два часа — взъерошенный, раздраженный, и готовый в одиночку схватиться хоть с целой бандой лесовиков, лишь бы не видеть больше в жизни ни единого официального бланка, и не слышать очередную трепотню ни о чем, коию мающиеся от безделья канцелярские чиновники, почему‑то почитают за светскую беседу.

И только после всего этого, он наконец смог добраться в пенаты родного Бюро, и вздохнув с облегчением, приступить к своим непосредственным обязанностям.

Хееку Барс, стражник.

…Для меня это никогда не казалось чем‑то сложным, а вот другие удивляются….Ну допустим южане‑то еще понятно, они народ…, порченный. В смысле привыкли там у себя в городах жить ничего не видя, но ведь и из наших многие только языками цокают — «Как ты хорошо Хееку следы видишь!». А чего их, спрашивается не видеть — вот же они, на земле! Вы же тоже, коли вам пальцем укажешь, видите, чего же спрашивается, раньше не замечали?

Ну да это в степи или горах. Там ведь каждая сломанная веточка, каждая примятая травинка, словно бы кричит тебе — «Тут вот олень шел, а тут — человек», а в городе… Гнилое все‑таки это место — город. Сколько уж лет и сам в городе живу, а все не перестаю удивляться как тут все неправильно. И люди и вещи тут…, словно бы мельчают. Вон, у нас в предгорьях, коли человека встретил, так это же целое событие! Ты с ним и поговоришь по душам, и новости узнаешь, в дом свой пригласишь, …а может и войну начнешь. Но все равно — человек — это очень много и важно! Да что человек — там каждую малую птаху в лицо и по голосу различать учишься, а в городе…. А тут в городе — мимо тебя за день сотня человек пробежит, и вскоре ты с незнакомцами даже здороваться перестанешь, и внимание на них обращать.

А вещи? — Вот у нас в доме топор был. Так я ж про тот топор столько всего знал. И то что прадед мой его выменял на две медвежьи шкуры и бочонок меда. И что топор этот он родителям невесты, в числе других необходимых для женитьбы вещей показал, доказывая свою состоятельность как будущего мужа. И как потом дом для прабабки моей строил, и этим вот самым топором крышу рубил. И как дед потом, этим же вот топором, когда Хорьки из‑за хребта на наше селение набег устроили, двоих вражин зарубил. И как…. Да много историй я знал об одном только этом топоре. Да и не только топоре — почитай у каждой миски в доме, своя история была. Каждая царапинка на ней свою историю хранила, а вы говорите — «Как ты Хееку следы умудряешься видеть?». Коли с детства рос, понимая важность каждого скола на миске, каждой царапинки на топорище, или щербинки на лезвии ножа — следы‑то они что? — Следы они сами с тобой разговаривать начинают.

А в городе — пойдешь на базар, а там целый ряд лавок стоит с топорами, а мисок в кабаках по — пьяни бьют больше, чем у рода Барсов с изначальных времен было. Вот поэтому и мельчают там и люди и вещи, что много их, и оттого не ценится ничего.

…К чему это я все? — Да к тому что хреново в городе следопыту. Натоптанно — перетоптанно тут так, что глаза разбегаются. Вроде как у нас в горах кто на свирели заиграет — так любо дорого послушать. А вот помню, стояли мы в Дааре, а там полковой оркестр был, с дюжину всяческих труб да барабанов, да один другого громче. Как жахнули они полковой марш — так я будто оглох — в ушах звенит, а мелодию расслышать и не могу.

Так и тут — хоть на четвереньки вставай и ползи, носа от земли не отрывая. Только чтобы все, что народ понатоптал хотя бы на одной улице, разглядеть да запомнить — дня не хватит — глаза разбегаются, голова кружиться начинает.

А еще плохо, что след тут долго не лежит, не успеешь оглянуться, а уж кто‑то сверху натоптал, да еще и не по одному разу, так что…

Ну да впрочем — приказ он и есть приказ. Так что взял я тот кисет с монетками, да и отправился по постоялым дворам шастать….Только потом сообразил, что зря я пешком на это дело отправился. Хотя конечно Ваарааку — верблюду моему, и стоило немножко в стойле отдохнуть, однако — с верблюдом‑то куда сподручнее было бы караван тот искать. Потому как людской‑то след затоптать проще — люди все по одним тропинкам ходят, а мостовые каменные — вообще следов не хранят. А вот след верблюда или коня, их и у водопоя посмотреть можно и у кормушек, и на выпасе… Животных‑то в городе все равно меньше чем людей. Так что если караван тот разыскивать, то уж лучше по верблюжачьим следам, а там уж можно и к людям присмотреться. Только вот когда я пеший заявляюсь, да начинаю возле стойл или кормушек вертеться…. Народ‑то у нас в Дааре какой? Коли прижмет их, так все давай орать — «Стража, стража», а как отпустит слегка — они нашего брата — солдата первым вором и жуликом почитают….Не без основания, правду сказать — жизнь то такая, что иной раз чужой барашек, а то и девка пригожая, сами в руки идут. А подвластны мы только суду военному, так что коли сразу за руку не поймают, то хрен ты с нас потом за того барашка или девку спросишь. Тут главное наглеть не надо, потому как наглецами свои же и разберутся — нам с местными зазря ссориться тоже резонов нету.

Ну да ведь — одного барашка упрут, а народ переврет что целую отару украли, да еще и пастухов с десяток вырезали, и пойдут байки по миру гулять. Вот и, когда я значит, к кормушкам или там стойлам подходил, за мной сразу с десяток глаз взглядами будто прилипали, а то и окрики начинались, дескать — «Шел бы ты, мил человек, подобру — поздорову, а то у меня верблюд такой кусачий, что намедни троих воров ножом зарезал». Мне‑то все эти окрики, ясное дело, что писк мышиный. Народ у нас в Дааре конечно горячий, но при свете дня стражника убивать не станет. Но десятник наш строго приказал — внимания не привлекать. Оно, конечно, разумно. Коли этот, которого мы догоняем, заметит чего подозрительного, то либо сразу ноги сделает, либо осторожней втройне вести себя станет. А следы запутать, и у зайца ума хватает.